Соня подходит к мужу сзади, обнимает. Ему хочется забыться в её объятии, но он не может себе этого позволить. Не найти ему ни покоя, ни утешения, пока он не устранит ужасные последствия своих открытий.

– Может быть, – предполагает Соня, – получится как во времена «холодной войны» ?

– Ты о чём?

– У них есть новое, мощное оружие – разборка, – поясняет она. – Может статься, что будет достаточно одной только угрозы. Может, его никогда не применят на деле…

– Холодная война подразумевает равновесие сил. А что эти дети смогут противопоставить властям, если те начнут их разбирать ?

Соня вздыхает, поняв наконец, что он имеет в виду.

– Ничего. У них не будет ни единого шанса.

Вот теперь он согласен принять от неё утешение – она его поняла. Теперь не только он один видит мрачный омут, куда может затянуть всё общество вновь принятый закон.

– Но пока ведь ничего не случилось, – говорит жена. – Ни один из «дикарей» не подвергся разборке.

– Пока, – соглашается Дженсон. – Потому что закон вступает в силу в полночь .

И тогда они решают провести остаток вечера вместе, не разжимая объятий, как будто это последняя ночь накануне гибели цивилизации. Потому что так оно, собственно, и есть .

Всё началось с происшествия на дороге, настолько неожиданного и нелепого, что просто уму непостижимо, как оно могло повлечь за собой такие значительные последствия.

Эх, надо было бы Коннору всё-таки съехать с трассы и поспать, особенно в такую ветреную ночь, как сегодняшняя! Наверняка его водительские рефлексы наутро стали бы острее. Но жгучая потребность как можно скорей добраться до Огайо толкала его вперёд всё настойчивее с каждым днём.

«Сверну на следующем съезде…» – твердит он себе. И хотя Коннор поклялся, что остановится, как только они пересекут границу Канзаса, табличка с названием штата осталась позади уже полчаса назад, а они всё едут. И некому вправить Коннору мозги – Лев, неплохо умеющий это делать, крепко спит рядом на пассажирском сиденье.

В половине первого ночи прямо перед машиной Коннора на дорогу выпрыгивает некое злосчастное создание. Успев лишь мельком увидеть странную фигуру, парень рывком выкручивает руль в безнадёжной попытке избежать столкновения.

«Неужто это?.. Не может быть…»

И хотя автомобиль описывает широкий круг, глупая тварь бросается обратно под колёса, как будто решила во что бы то ни стало покончить с собой.

Их «взятый взаймы» «чарджер» врезается в непонятное существо, и оно, перекатившись через капот, словно булыжник, разносит ветровое стекло на миллион мелких осколков. Тело жертвы с вонзившимися в длинную худую шею искорёженными «дворниками» застревает в раме ветровика. Коннор теряет контроль над управлением, машина слетает с асфальта и мчится по обочине, сминая придорожный чапараль.

Коннор кричит и сыплет ругательствами – сбитое существо, всё ещё цепляющееся за жизнь, рвёт когтями его грудь. Наконец Коннор приходит в себя и бьёт по тормозам. Отвратительную тварь по инерции сбрасывает с капота, и она пушечным снарядом уносится в темноту. Машина кренится, словно тонущее судно, и, свалившись в кювет, замирает; только теперь вылетают подушки безопасности – словно запоздалые парашюты, раскрывшиеся в момент столкновения с землёй…

Дальше следует тишина, подобная молчанию космического пространства, если не считать одного-единственного звука – бездушного воя ветра.

Лев, проснувшийся в тот момент, когда автомобиль ударил непонятное существо, не произносит ни слова. Он лишь судорожно пытается вдохнуть широко открытым ртом – подушка безопасности ударила его так, что выбила воздух из лёгких. Коннор уже знает, что Лев в минуты опасности ведёт себя как опоссум – он не кричит, он замирает.

Коннор, всё ещё пытаясь осмыслить, что же произошло в предыдущие несколько секунд, изучает рану у себя на груди. Под разодранной рубашкой зияет глубокий диагональный разрез длиной дюймов шесть. Как ни странно, Коннор чувствует облегчение. Опасности для жизни нет, разорвано только мясо, а с такими ранами управиться легко – зашил и всё. Как сказала бы Риса в бытность свою заведующей лазаретом на самолётном кладбище: «Швы – это наименьшее из зол». На эту рану понадобится около дюжины стежков. Самая большая проблема в том, что беглецу, к тому же ещё, по всеобщему убеждению, мёртвому, нигде не найти врачебной помощи.

Ребята вылезают из машины и поднимаются по откосу – посмотреть, что же они такое сбили. Ноги Коннора дрожат и подламываются, но он не желает даже самому себе признаться в слабости, и потому приходит к заключению, что дрожит он из-за прилива адреналина. Бросает взгляд на руку – ту самую, с акулой – и несколько раз сжимает пальцы в кулак, словно перекачивая жестокую силу из краденой руки в остальной организм.

– Это что – страус? – спрашивает Лев, взглянув на огромную мёртвую птицу.

– Не видишь, что ли, – бросает Коннор, – это дебильный Скороход3.

Собственно, именно эта совершенно иррациональная мысль и пришла ему на ум, когда перед ним в лучах фар замаячила гигантская птица. Страус, ещё минуту назад вполне себе живой (вон как подрал его, Коннора!) , теперь лежит, мертвее не придумаешь. Длинная шея вывернута под невозможным углом, остекленевшие глаза пялятся в пустоту с бессмысленной напряжённостью зомби.

– Да, неплохо вломила нам птичка, – говорит Лев. Похоже, он совсем пришёл в себя и теперь спокойно рассматривает жертву аварии – может потому, что это не он сидел за рулём, а может потому, что видел вещи куда страшнее убитого на дороге животного. Коннор завидует способности Льва сохранять самообладание в кризисных ситуациях.

– Какого чёрта страус делает на интерстейте? – восклицает Коннор. Ответ приходит вместе с порывом ветра, затрясшим металлическую ограду. В лучах едущего по встречной полосе автомобиля виден дуб – дерево повалило ветром, один из тяжёлых сучьев снёс с опор сеточный заборчик. За забором мелькают длинношеие тени; несколько страусов уже пробрались через брешь и собираются прогуляться по дороге. Остаётся пожелать, чтобы их не постигла печальная участь товарища.

Коннор слышал о страусовых фермах – поскольку цены на другое мясо заоблачные, то такие фермы стали весьма популярны – но видеть до сих пор не доводилось. В голове возникает дурацкая мысль: может, птица покончила с собой? Потому что лучше завершить свою жизнь на дороге, чем в чьём-то желудке.

– Ты знаешь, что они произошли от динозавров? – спрашивает Лев.

Коннор глубоко вдыхает, только в этот момент замечая, что, оказывается, почти не дышал – частично от боли, частично от потрясения. Показывает Леву ссадину: